Джон Магвайер - мои стихи. Приглашаю)

Подмостки


. Борису Фэрр


Я выбираюсь каждый вечер
на виртуальные мостки,
и нимфы там, напудрив плечи,
в меня вонзают коготки,
чтоб разорвать на финтифлюшки
мой бесконечный силы Дух.
Усталой шеей мну подушки
и разорвать пытаюсь круг
порока, что давно отмечен
печатью на седом челе,
но дух бессмертен, то есть вечен,
бреду опять в прохладной мгле
на виртуальные подмостки,
где с прошлой ночи ждут меня
подружки, накрутив прически,
к моим стихам любовь храня.
© John MaGuier

Белее снега драмы отпечаток.


Под белым снегом лайковых перчаток
Скрываю язвы от стальных оков.
© Copyright: Филатова Оля

Белее снега драмы отпечаток,
застрял в душе осколок и кровит,
на тонкой коже лайковых перчаток
чернеет в стеке тонком эбонит,
и с каплями мороженной рябины,
упавшей от удара в полынью,
горячим жаром белоснежный иней
стирает в сердце нежное "люблю".
Застывший взгляд клестов, что упорхнули
и сели на склоненную сосну,
и только память солнечно июлит
и гонит ручейковую тоску
туда, где двери сонного вокзала
устало принимали на перрон
боготворящих пение вокалом
и дарящих тебе земной поклон.
Ты верила, в свою несокрушимость,
и небо разрывала столько раз,
чтоб как Неопалимая Купина,
любовь взлетала к ночи на Парнас,
но смертным нынче неподвластно время,
и Клото пряжу больше не прядет,
оков стальных не избежать в дилемме,
опять гадая - нечет или чёт.
© Джон МаГвайер

PS Ранней весной 1859 года Анджолина Бозио простудилась во время одной из гастрольных поездок. 9 апреля певица умерла от воспаления легких. 12 апреля 1859 года Бозио хоронил, казалось, весь Петербург. «К выносу ее тела из дома Демидова в католическую церковь собралась толпа, в том числе множество студентов, признательных покойной за устройство концертов в пользу недостаточных слушателей университета», — свидетельствует современник событий. Обер-полицмейстер Шувалов, опасаясь беспорядков, оцепил здание церкви полицейскими, что вызвало всеобщее возмущение. Но опасения оказались напрасными. Процессия в скорбном молчании направилась к Католическому кладбищу на Выборгской стороне, близ Арсенала. На могиле певицы один из поклонников ее таланта, граф Орлов, в полном беспамятстве ползал по земле. На его средства позднее соорудили красивый памятник.

ДЖОН,Я ОТ ТВОИХ СТИХОВ,БАЛДЕЮ!
Я И СЛОВАМИ-ТО ТАКИМИ НЕ ВЛАДЕЮ,
ЧТОБ ВЫРАЗИТЬ ТЕБЕ ВОСТОРГ,
ОТ ПОРАЗИТЕЛЬНЫХ ТВОИХ СТИХОВ!

Мне кажется, что я верлибром

Пользуюсь довольно, уж, давно
И не совпадают у меня рифмы
Иногда бывает и смешно.
Но, прочитав,я этот стиль у Вас,
Пришла в восторг от слов,
О том, что надо слушать, как растет трава
И что нас ждет потом.

() () () () ()

Я подарю тебе воскресный день.


Для Наташи
Я подарю тебе воскресный день,
с изысканным вишневым ароматом,
и солнца диск - аккордом под ферматой
с теплом коснется крыльев голубей.
Ты улыбнешься радуге, что вдруг
мостом скользнет к цветущим одуванам,
но ветер с тихим вздохом покаянным
закроет легкой тучкой солнца круг.
Закатный ангел бережно крылом
ее прогонит прочь, и зелень ложа,
объятьем страстным мысли подытожа,
наполнится души твоей теплом.
По белым лепесткам дохнет туман
и, тайнами ложбинку наполняя,
добавит влажность в день ушедший мая,
тональность красок сменит океан.
Бескрайнее безмолвие небес
величием простора взгляд наполнит,
и, нежностью приятной полня долы,
вдруг зазвучит роскошный полонез.
На фраках элегантных облаков
последними лучами солнца блики,
воскресный день упавшей в ночь туникой
с горячим стоном позовет в альков.
© John MaGuier

Призраки


Аллегорическую связь
я нахожу в закате раннем,
но тихо призраки по грани
бредут и месят сонно грязь.
У них ботинки без шнурков
печально топают по лужам,
им чай из сонных лепестков
сварила мартовская стужа.
А ты все стелешь к ночи лед,
на стыках рельс гудит нирвана,
и твой безумно черный кот
сбивает звезды в караваны.
Но призраки уходят в падь,
поросшую хрустальным лесом,
чуть всколыхнув речную гладь
прикосновеньем бестелесным.
А чай-то, так и недопит,
стоит, отбрасывает блики,
к утру придет твой друг пиит
со стебелечком повилики.
© John Maguier

А ты все стелешь к ночи лед,
на стыках рельс гудит нирвана,
и твой безумно черный кот
сбивает звезды в караваны.

Индиговая дрёма


Индиговой дремой охвачены плечи,
рассвет бесконечен, и грезы любви
плывут в небесах в ожидании встречи,
но в черных глазах тени колкой стерни.
Сапфировым снегом бокал наполняя,
рождественских бликов улыбка полна,
в ней голос волны, что, душой истекая,
в индиговой дреме так долго спала.
Наверное холод, вмороженный в мысли,
растает сегодня от жара тепла,
в индиговой дреме не пишутся письма,
они улетают, как ветры с крыла.
Восточною вязью меж строк проникая,
черничной дорожкой струит фиолет,
я тихо губами две вишни ласкаю,
в индиговой дреме так нежен рассвет.
© John MaGuier

Жажда.


. Ивану Селезнёву


Сонными плошками черпаешь
в жажде ты темную мысль.
Господи, грешен ли? Леший ли?
Падает в бренную пыль
небо закатом простуженным.
Что же тебе не спалось?
Ведь воскресение! Нужно ли
душу нести на погост?!
Интерпретация мнения,
грохот кандальных цепей,
рвение, как несварение
от инфернальности щей,
но в бесконечности с гуннами
силится лунная рать,
спорит с кентаврами юными:
будет ли новая гать
через болото уложена
или пойдем по грязи?
Падают пьяными рожами
в небо хмельные князьки,
пишут, рифмуют, стараются,
лишь бы в анналы попасть.
Тихо токуют цесарочки,
реченькой в черную падь
к ночи сольют лобызания
душеньки наши с теплом,
тщетны ли будут старания?
Вряд ли узнаем! Гуртом
к ужину блинчики теплые
и пирожки из печи.
Кушайте, сирые, мертвые.
Голодно вам на цепи?
Венчиком, плечиком, течкою,
месяцем ясным в ночи
в Рим ли дороги иль в Грецию,
жизни меня не учи.
Я неприкаянным каликом
в ней набродился, как тать,
небо закрашу я валиком,
хватит вам звездочки красть.


© John MaGuier