Он начинал, был молодым, когда ещё в разъездах,
Цирк «Шапито», шатёр огромный свой, повсюду раскрывал,
Он спал, гримировался, на коробках, у вольеров,
Он верою и правдою служил, и ничего взамен не брал.

Он выходил смешить, с температурой, и с больными травмами,
На так, до слёз, до самозабвения, любимый им манеж,
Ведь, цирк, не цирк, когда нет клоуна в программе,
Такого быть не может, ведь он-«коверный», он же больше чем главреж.

Сидел, в последний раз, усталый, старый клоун на манеже.
Рыдая, по нему, как по покойнику рыдает безутешная вдова,
И в этот миг, его никто не смог, ни успокоить, ни утешить,
А он бы всё отдал, чтоб, вспять, повернуть, ушедшие года.