Все принцессы растут, словно чайные розы,
Лишь одна – как терновник колючий.
Прикоснёшься – уколет, заденешь – занозит,
Засмеёт, заморочит, замучит.

Все принцессы белы, точно снег или сахар,
Лишь одна – в золотистом загаре.
Лишь одна холодна и не ведает страха,
Взглянешь косо – кинжалом ударит.
Все принцессы мечтают о пышных нарядах
И о принцах на меринах белых.
Лишь одной этих принцев и даром не надо,
И наряды ей осточертели.

Все принцессы неспешно плывут в кринолинах,
И их талии режут корсеты.
Лишь одна красит губы лесною малиной
И как леди Годива одета.

Все принцессы – безжизненны, как статуэтки,
На них мантии грязи и пыли.
Все принцессы с рождения заперты в клетки,
Всем принцессам обрезали крылья.
Все принцессы изнежены, точно гусыни,
Их разводят на перья и сало.
Лишь одна, сохранившая крылья, покинет
Птичий двор королей и вассалов.
Лишь одна разорвёт эти сгнившие цепи,
Лишь одна полетит в поднебесье.
Пусть шальные ветра её крылья потреплют,
А она им споёт свою песню.

Она будет лететь, одержимая ветром –
Её собственной дикой свободой.
И она уже больше не будет принцессой
Из старинного знатного рода.

Только что ей за дело до титулов этих –
Птице-деве и демону-птице?
Она в тёмном ущелье уснёт на рассвете,
Чтобы вечером вновь пробудиться.