Извечные вопросы.

Кто виноват и что теперь нам, делать?
Извечные вопросы, мы друг другу задаём.
Когда случается у нас беда, нежданные потери,
Вдруг, ночь спускается на нас, погожим светлым днём.

Мы сразу в ком-то, ищем корень зла и нашей боли,
Себя, любимых, мы готовы вынести «за рамки» и поставить «вне игры»,
Как будто это только нам, во все «колёса», палки сунули,
А мы за всё, ни отвечать, ни думать не должны.

Похмелье мучит, душит, это страшно, но не так.
Любовь к тебе, вот близкая к шоку болевому, пытка без наркоза,
Она во мне «двуликим Янусом» сидит, она и друг, и враг,
Она как опухоль, уже метастазами, поверженного мозга.

Ты, замужем, и в этом весь тупик и вся моя беда,
Ты, счастлива, и в этом весь твой приговор, давно «убитому» поэту,
Умом я понимаю, вместе мы не будем никогда,
Но, как душе и сердцу, рассказать об этом.

Боль.

Во мне тупая боль сидит уже давно,
Она внутри завоевала всё пространство,
Врачам не суждено покончить с нею, просто не дано,
Им не известен, тот рецепт и то лекарство.

Болит душа давно, от нанесённым, твоим взглядом ран,
А в сердце, не стрела «Амура», острый нож вонзился,
Я сам лечиться пробовал, я брался «за стакан»,
Но отрицательным эффект лишь получился.

Разбитых судеб, вдов, сирот, по их вене везде несметное количество,
Тюрьма, сума, забвение и даже «царский трон», если с ними повезло,
Везде и всюду, служат дирижёрами «оркестров жизни» на «отлично»,
Так нам знакомые до боли две реликвии, «Бабки» и «Бобло».



Имея их, пытаемся мы усидеть на многих «стульях» сразу,
Занять чужое ложе, хоть трижды будь «Прокрустово» оно,
Опомнитесь, не становитесь теми, кто на всё идёт, по их приказу,
Кого не отпускают никогда из «рабства», «Бабки» и «Бобло».

«Бабки» и «Бобло».

Во все века к предмету этому имелось неуёмное влечение,
Особенное отношение, и люди даже говорят, что это «ЗЛО»,
Но человек, подвластен этому, ведь он не без греха, творение,
Я говорю, про деньги, на современном сленге, «Бабки» и «Бобло».

И сколько уж людей на этой страсти погорело, сколько сдались,
Поссорилось, вдруг, став врагами, а коих «заказали» и их нет уже давно,
На жизни «дно» ушли, а многие «поднялись» и «взлетели»,
Что с нами всеми делают бессмертные, «Бабки» и «Бобло».

И обиваю я пороги мест, где мы с тобой бывали,
И гонят, в шею, меня твои подруги от себя,
Меня везде, как саркомой, прокажённого, встречали,
Смотрели, как на врага народа и тебя.

Мне объясниться лишь с тобою нужно,
В глаза твои последний раз взглянуть, прильнуть к тебе плечом.
Карать, конечно, за измену стоит и наверно нужно,
Но так, чтобы не выглядеть, как на эшафоте, палачом.

Пинкод…


Забыл я к сердцу твоему пинкод,
Утерян шифр подъезда и ключи от дома,
Тобою, по полной схеме, выдан мне расчёт,
Уволен, я тобою, без пособия, без выходного.

Ты изменила номер телефона,
Ты не доступна, мне, как абонент,
Позавчера ещё была такой любимой и во всём знакомой,
Сегодня для меня в твоей судьбе, ни времени, на места нет.

Как мне не просто стало всё в себе хранить,
Это как под ногти, без наркоза, загонять иголки,
И ежедневно мне любовнице звонить,
И в трубку, «гнать пургу», чтоб разговоры не подверглись расшифровке.

Великий Штирлиц, здесь, как зелёный мальчуган, в сравнении со мной,
Радистка Кэт, со всеми шифрами её, простая уличная девка,
Мне из клещей измены и любви, как из окружения, так выйти хочется порой,
Подняться с белым флагом, сдаться ВАМ, обеим, в плен, одновременно.

Клещи.

Второй своей любовью заболев, как в клещи я попал,
Меня в глубокий омут словно затянуло.
В неверности к тебе, жить не хотел, не предполагал,
А вышло так, что я своим виском лёг на измены дуло.

Не знал, что можно женщин так двоих любить,
Как на два фронта мне вести одно сраженье,
Как на два фронта мне осадою болеть,
В клещах любви к двоим, мне умирать и жить одномоментно.

Все слабости, все горести свои он, как и мы имеет,
Ему не чужды, ни минуты слабости, ни покаяния укор,
Кумиры, из живущих с нами ныне, так же стонут и болеют,
Когда в ранимые их души, вдруг, вонзается топор.

Когда их обливают грязью в «жёлтой прессе»,
Когда пытаются примазаться к их славе и трудам,
Кумир всегда на публике, он на виду и это всем известно,
Но нет сейчас запретов, вернее есть, но они, нам всем, не по «зубам».

Страдают от излишнего внимания кумиры, им не весело,
Публичность их профессий, откатом орудийным бьёт всегда по ним,
«Не сотвори себе кумира», присказка известная,
А мы не слушая, надоедаем, восторгаемся и подражаем им.

Кумиры.

У каждого из нас свои кумиры в этом мире,
Они нам, как свет маяка далёкого во тьме.
За ними, с завистью и интересом, следим и наблюдаем,
Ну, а ушедших, до поры от нас, боготворим в уме.

Мы восхищаемся его талантом, красотой, натурой.
Во всем кумиру мы готовы подражать и брать с него пример,
Не понимая одного, своими, от любви больными головами,
Что прежде, просто человеком, наш является кумир.

Да, я не ангел, я не был им, а где ты ангелов видала,
В романах, фильмах, дружном щебете, давно в разводах находящихся подруг,
Я столько раз, ты вспомни, я перед тобою каялся и маялся,
И ты прощала всё, так, что случилось, вдруг.

Понятно, без конца не может твоя милость продолжаться,
И для меня, перед тобой, давно зашкалил оправданья приговор,
Но я и за тебя, и за семью, готов сражаться,
С самим собой, как это было, пусть нескладно, до сих пор.

Уж столько раз могли мы разбежаться и разъехаться,
Так неужели эта капля, переполнила тебя,
Прости, хоть мне самому уже смешно в душе, до хохота,
За то, что я опять тебя прошу простить меня.

Не молчи…

Не молчи, не разрывай мне на составляющие душу,
Не отводи, в презрении, своих прекрасных глаз,
Не отягощай и без того, грехов моих тяжёлых ношу,
Нас жизнь рассудит, да и Бог рассудит нас.

Жизнь всё расставит по своим позициям
И если в чём-то я виноват перед тобой, она накажет враз,
Не надо молчаливых пыток, как в годы инквизиции,
Скажи, что наболело, что накопилось, мне прямо и сейчас.

Живут там все, ни как у нас, а двести лет,
Рождаются там, лишь для счастья, дети,
Ни беспризорности там нет, ни воровства,
В других мирах и на других планетах.

Там мир и дружба процветают, а совесть, поголовно,
На всех имеет своё влияние и вселенский позитив
И деньги, там понятие весьма условное,
Как фантики, имеют все и собирают их.

С надеждой уповаю на свою прекрасную мечту,
Не верю в вырождение Земли, планеты нашей
И в небо, по ночам, я заворожено смотрю,
Там звёздные миры мигают нам, как бедствие терпящим, маяки на суше.

Звёздные миры.

Я верю, что существуют другие звёздные миры.
В которых, всё не так, как на Земле, не так ужасно,
Живые существа там все защищены,
И жить на белом свете не опасно.

Наука тех цивилизаций, шагнула очень далеко,
Там всё во благо жизни только происходит,
Не существует войн и классовой борьбы
И за копейку, ни закроют, ни удавят, ни зароют.

Никто не спорит, что в суете обыденной,
Кого-то задеваем мы локтём, кого-то предаём,
А кто-то, разочаровался в нас, всё это оценив увиденное,
И недоверием к нам воспылал, непримиримости огнём.

Единой, к сожалению, нет правды, она у каждого своя,
И в этом мире, не забывайте, все мы только гости,
Не надо ссориться по разным пустякам, ведь жизнь всего одна,
Простите ближнему его грехи, подайте руку, успокойте.

Как сложно….

Как сложно в жизни заслужить доверие,
Как быстро, лишь, оступившись, его можно потерять,
Хотим мы все по жизни нашей двигаться уверенно,
Ошибок, по возможности, не делать и глупостей, не совершать.

Но мы не Боги, мы простые, с Вами, люди,
Ни кем не застрахованные, от коллизий и невзгод,
Мы разными аршинами всё в жизни нашей меряем,
У каждого, бесспорно, свой интерес и свой расчёт.

И сколько можно мне подобные отношения терпеть,
Ведь я люблю тебя, я не с начинкой фантик из коробки.
И я устала ждать, когда тебе наскучит в одиночестве сидеть,
И ты потянешься ко мне, как за очередной конфетой в новой упаковке.

Послушай медицину, есть у неё на сладкое запрет
И кариес зубов случиться может и диабет проклятый,
Не надо сладким увлекаться, пусть, сладкое, у нас с тобою, будет на десерт.
А лучше, приведи меня, в свой дом, женою и хозяйкой.

Конфетка.

Я для тебя, лишь конфетка сладкая на вкус,
Во мне ты больше ничего не видишь и не знаешь,
Уж я и так и эдак, поступаю и в любви к тебе клянусь,
А замуж не зовёшь, колец не покупаешь.

У нас везде, по документам значится, что на полсотни мест, кафе,
А дали проверяющему чину, на карман и лапу, уже не важно, что в натуре,
Где те, кого мы всем народом, даже в кризис кормим, где они,
Хотел бы я задать вопрос прокуратуре.

Сейчас конечно «стрелочники и виноватые» найдутся,
Уже «снимают» головы и с должностей летят,
А где Вы были раньше, Вам до последнего неймется,
На русский все «Авось» привыкли уповать.

И снова кровь свою сдаём, в слезах, кладём цветы к ступеням,
И снова, как в войну, на кладбищах, в безумии, вдовицы голосят,
Не уж то, в мирные года, мы братские могилы не отменим?
Когда закончится у нас в стране, кромешный, повсеместный ад?

Опять…

Опять в России повсеместно траур объявили,
Опять опознают родных и близких по останкам в моргах,
Ещё недавно в Питере, Москве, теперь в Перми,
Подводим мы печальные итоги.

Нам сводки, чуть не каждый день, по «ящику» идут,
И прекращая жизнь свою, мы информации, внимая, замираем.
Мы молимся за наших новых павших, но в каком и с кем, скажите мне, бою?
Мы все скорбим и все не понимаем.

Не предал бы и не оставил я своего товарища,
Когда он в подворотне окружён шпаною был,
И мать свою я сам, а не чужие люди, похоронил на кладбище,
В последний путь, отца бы проводил.

И не плевали в мою бы сторону соседи,
И ты, не отводила, от меня ни взгляда, ни внуков, ни детей,
Наворотил делов, я, до бровей, наколобродил,
И сжёг я жизнь свою, а от меня не стало никому теплей.

Поиздержался…

Поиздержался, поизносился, поистратился,
Опустошён до дна и вымотан судьбой,
Испытывала жизнь меня старательно,
Осталось, на прощание, только прыгнуть в омут с головой.

Ой, голова моя, головушка, бедовая,
На те бы плечи, да сейчас её одеть,
Не прожил бы жизнь свою, я так беспутно, бестолково,
Не стал бы сгоряча, направо и налево, резать, бить и сечь.

Не бросил бы своих детей я в младенчестве,
Не стал бы закоренелым зэком, до костей мозгов,
Не совершил бы я убийство и побега два в количестве,
Была бы у меня сейчас семья, и стол, и кров.

Непреступная крепость.

Твоя душа, как крепость непреступна,
Моя любовь, штурмует её вновь,
«Таранов» мною сломано уже количество безумное,
А твои «двери» не поддались, хоть я разбился в кровь.

И почему душа твоя, ко мне закрыта,
А может, просто, я всё ключ не подберу,
И мною, от любви к тебе, одна тропа забыта,
Которая ведёт к секретному замку.

Он не стоит в больших дверях ворот, он в маленькой и тайной двери,
Она полуоткрыта, она совсем не на виду,
Вот так бывает, иду на штурм, ломаю копья, разбиваюсь в «пух и перья»,
А в твою душу, как в крепость непреступную, я всё никак не попаду.

Зачем, я не пойму, в чужом белье копаться,
К чему нырять, в чужие судьбы, точно в омут с головой,
Есть же любители, на эти темы, поиздеваться, потрепаться,
Расставить всем оценки, плюнуть в душу и уйти к себе домой.

Не дело, этим делом заниматься,
Я всем завистникам и критикам, суровый дам отпор,
За счастье, за своё семейное, я буду яростно сражаться,
Чтобы никто ни мог, ни камня бросить, ни занести над ним топор.

Пусть говорят.

Пусть говорят, что муж мой непутёвый,
Пусть «кости моют» нам обоим без конца,
И в окна нашего заглядывают дома,
И топчут снег у нашего крыльца.

В, конце, концов, ведь это личное же дело,
И жизнь семейная, она же для двоих,
Не буду бабьим сплетням, домыслам я верить,
Он, только мой, он верен мне и мною он любим.

Страдает, мучится, болит у нас душа,
А мы не замечаем боль её, мы к ней уже привыкли,
У нас полно, серьёзнейших проблем, тут надо их решать,
А обращать внимание на чью-то душу, мы давно отвыкли.

И тоги не бодрят, бездушие давно царит у всех в душе,
Оно всё место заняло, что от души осталось,
Не убивайте души, ножом, зажатым в собственной руке,
Давайте мы спасём, всё то, что нам от Бога всем досталось.

Душа.

Внутри у каждого из нас своя душа,
Она живёт, она тоскует, она кричит, бывает.
Когда без злого умысла, а может, сгоряча,
Её со стороны, вдруг, кто-то обижает.

А можем сами мы, с душёй своей, в разладе жить.
И разумом своим её прессуем ежедневно,
Ведь разум хочет наш, везде и всюду главным быть,
А что, душа, она не в счёт, она же эфемерна.

Так в споре двух предметов со стола, посуды, в общем,
Нам довелось так многое и интересное узнать,
Не важно, что, во что, налито и мы с Вами это «хлещем»,
А важно научиться, всем, алкоголем не злоупотреблять.

Всё это выслушав, пошла в атаку «Стопка»,
Я нежная, я хрупкая, не то, что ты «мужлан»,
В меня все и всё, наливают понемногу,
А значит человек, скорее трезв, чем пьян.

«Стакан» сказал, что это всё «понты» и бабий щебет,
Что он самой «Закускою» отмечен и «Запивон» всегда в гостях,
А при отсутствии на пьянке двух первых этих, никто не входит в трепет,
Всегда страхуют: плавленый «Сырок». «Лук» с «Чесноком», и наконец, его Величество «Рукав».

Всё это выслушав, «Стопка», вдруг, ударилась в поэтику и чувства,
Её, как оказалось, под шафе, всегда тянуло к ним,
Я женских «Губ» с «Помадою», всегда касаюсь краем чутко,
Я аромат «Духов» вдыхаю, «Блендамеда» ауру и «Шоколад», мой Господин».

Стакан и стопка.

Заспорили за праздничным столом,
Пока за него ещё не сели гости,
«Стакан» и «Стопка», кто из них главней,
Давайте их послушаем и спросим.

«Стакан», тот стразу в споре напролом, тот сразу в бой,
Сказал, что он важнее и солидней мелкой «Стопки».
Что он везде, где подружайка «Пьянка»в доме и где дружбан «Погром»,
Он в гараже, в подъезде, он даже в сквере на скамейке.

Опять к тебе, опять накладываем швы,
Опять бинтуем тело, штопаем души моей искромсанной потёмки,
Как феникс, я из пепла восстаю, ведь рядом ты
И рано, кучер, к дому твоему, подъехал на печальном катафалке.

Кляну себя, за хлопоты, тебе доставленные вновь,
Пытаюсь удержаться от своих боёв соблазна,
Скоблишь с моей одежды ты запёкшуюся кровь
И понимаешь, что меня не переделать и это так ужасно.




За битого, всегда не битых двух давали,
А зуб, всегда за зуб, мерилом был,
Мы у порога, на прощанье постояли
И дверь, последний раз за мною, твой сквозняк закрыл.

Битый.

Я жизнью был нещадно бит по телу и в лицо,
По голове мне тоже доставалось.
И кровь зализывать, я шёл всегда к тебе,
Своим теплом ты врачевала, лишь едва меня касаясь.

А раны только заживут, я снова в бой,
На баррикадах, на передовой, места ещё остались,
Там место есть всегда для тех, кто головой,
Или всем телом упадёт на амбразуру или рухнет за идею в пропасть.

Ты, мука…

Ты, мука, ты безответная моя любовь,
Тобой болею, но, увы, никто меня не лечит,
Ты разодрала душу мою в кровь,
На расстоянии, ты истязаешь и калечишь.

Я образом твоим уже давно на дыбу водружен,
А взглядом, каждым, в бессилии, положен я на плаху,
Я сам себе, готов безжалостным быть палачом,
А кто-то, из толпы зевак уже помог, у шеи разорвав мою рубаху.

А люди, все вокруг, бессовестно смеются и галдят,
Не каждый день, заблудший, на площади прилюдно умирает.
Ты на балконе, на этой казни, снова ты в гостях,
Где, под барабана дробь, меня, любовь к тебе, карает.

И слепнут, и замерзают, и гибнут, и срываются со скал, в безвестность,
В маршрутах, их жизнь зависит, от верёвки и от вбитого крюка,
Срывая ногти, до мяса, до крови, они по отвесным стенам лезут,
К вершине, что нужна им всем, как воздух, как судьба.

Нам не дано понять, простым и смертным, этих скалолазов,
Для этого родиться надо в голове с несбыточной мечтой,
Их мускулистые тела, всегда напряжены, они даже страхуют, взглядом,
Всех нас, которым, не дано Всевышним, заболеть «ГОРОЙ».

Альпинисты.

На свете есть категория особая людей,
Которые, среди остальных, как неземная каста,
Всю жизнь скитания, всю жизнь борьба с «ГОРОЙ»,
Я говорю о людях- альпинистах.

Однажды, заболев болезнью горной этой,
Они не могут жить на равнине, там их берёт тоска,
Бросают всё, жену, детей и им не милы уютные квартиры.
Их горы только манят, им не покорённая вершина лишь близка.

() () () () ()

Мой, видя вид, рассеянный и робкий,
Она сказала мне на кураже:
«Не надо суетиться, Игорёчек,
Я тут проездом, ухожу уже!»

Закрылась дверь за донной-Примадонной,
«Закашлял» «Порш» у дома моего,
Как жаль, что это сон и в полшестого,
Будильник не дал досмотреть его.

Так всё проходит, жизнь куда-то мчится,
Порой, не успеваем погостить,
Но я в тот сон опять хочу вернуться,
Ведь я забыл её автограф попросить.

СОН.

Сегодня ночью, мне привиделось чудное,
В поту подушка и мурашки по спине,
Приснилось, мне, что Алла Пугачёва
Гастроли все забросив, примчалась ко мне.



Как вычислила, у кого узнала,
Мой адрес в городе, стоящем на ОБИ.
В догадках голова моя погрязла
На трель звонка, я поспешил к двери.

Зашла, воздушная такая, словно нимфа,
С тортом, букетом роз, шампанское в руке.
Я бьюсь в истерике, от этого визита,
Куда ж вести её, садить куда, уже.

Я про холодную постель не говорю,
Не жалуюсь на борщ пересоленный,
Целует и ласкает интернет жену мою,
А я живу, как рогоносец посрамлённый.



Уже нет дела до меня моей жене,
Оргазм она имеет, когда чатится в инете,
Да будут прокляты все те, кто сделал это мне,
Кто интернет придумал, на нашей светлой, голубой планете.