Однажды покачнувшись на краю
Белла Ахмадулина


Однажды, покачнувшись на краю
всего, что есть, я ощутила в теле
присутствие непоправимой тени,
куда-то прочь теснившей жизнь мою.
Никто не знал, лишь белая тетрадь
заметила, что я задула свечи,
зажженные для сотворенья речи, -
без них я не желала умирать.
Так мучилась! Так близко подошла
к скончанью мук! Не молвила ни слова.
А это просто возраста иного
искала неокрепшая душа.
Я стала жить и долго проживу.
Но с той поры я мукою земною
зову лишь то, что не воспето мною,
всё прочее - блаженством я зову.

Странные люди.
Ирина Золотарёва
Мы странные, странные, странные люди,
немою преградой на стыке сознаний,
в порочном кругу наших странных желаний,
из слёз возвращаемся в странные будни.


Друг другу поведать, излить свою душу,
боимся . и прячем куда - то поглубже,
чтоб чувства, случайно, не вышли наружу,
и сами решаем, что лучше, что хуже.


Конечно есть близкие - близкие люди,
от них мы, однако, имеем секреты,
забыв про свои и чужие запреты.,
как времени лист пожелтевшей бумаги.


На лицах натянуты бравые маски,
и только в глазах одиночество тает,
а сердце листает, листает, листает,
страницы из памяти . яркие краски.


Мы странные, странные, странные люди,
мы словно те звенья огромной цепочки,
забились,смотались,скатались в клубочки,
и бродим по кругу иллюзий и грусти.

Я вас люблю.Я вас люблю, красавицы столетий,
за ваш небрежный выпорх из дверей,
за право жить, вдыхая жизнь соцветий
и на плечи накинув смерть зверей.
Еще за то, что, стиснув створки сердца,
клад бытия не отдавал моллюск,
отдать и вынуть — вот простое средство
быть в жемчуге при свете бальных люстр.
Как будто мало ямба и хорея
ушло на ваши души и тела,
на каторге чужой любви старея,
о, сколько я стихов перевела!
Капризы ваши, шеи, губы, щеки,
смесь чудную коварства и проказ —
я все воспела, мы теперь в расчете,
последний раз благословляю вас!
Кто знал меня, тот знает, кто нимало
не знал — поверит, что я жизнь мою,
всю напролет, навытяжку стояла
пред женщиной, да и теперь стою.
Не время ли присесть, заплакать, с места
не двинуться? Невмочь мне, говорю,
быть тем, что есть, и вожаком семейства,
вобравшего зверье и детвору.
Довольно мне чудовищем бесполым
быть, другом, братом, сводником, сестрой,
то враждовать, то нежничать с глаголом,
пред тем, как стать травою и сосной.
Машинки, взятой в ателье проката,
подстрочников и прочего труда
я не хочу! Я делаюсь богата,
неграмотна, пригожа и горда.
Я выбираю, поступясь талантом,
стать оборотнем с розовым зонтом,
с кисейным бантом и под ручку с франтом.
А что есть ямб — знать не хочу о том!
Лукавь, мой франт, опутывай, не мешкай!
Я скрою от незрячести твоей,
какой повадкой и какой усмешкой
владею я — я друг моих друзей.
Красавицы, ах, это все неправда!
Я знаю вас — вы верите словам.
Неужто я покину вас на франта?
Он и в подруги не годится вам.
Люблю, когда, ступая, как летая,
проноситесь, смеясь и лепеча.
Суть женственности вечно золотая
всех, кто поэт, священная свеча.
Обзавестись бы вашими правами,
чтоб стать, как вы, и в этом преуспеть!
Но кто, как я, сумеет встать пред вами?
Но кто, как я, посмеет вас воспеть?
1973 Белла Ахмадулина

ДЕКАБРЬ
Мы соблюдаем правила зимы.
Играем мы, не уступая смеху,
и, придавая очертанья снегу,
приподнимаем белый снег с земли.
И, будто бы предчувствуя беду,
прохожие толпятся у забора,
снедает их тяжелая, забота:
а что с тобой имеем мы в виду.
Мы бабу лепим, только и всего.
О, это торжество и удивленье,
когда и высота и удлиненье
зависят от движенья твоего.
Ты говоришь:-Смотри, как я леплю.-
Действительно, как хорошо ты лепишь
и форму от бесформенности лечишь.
Я говорю: - Смотри, как я люблю.
Снег уточняет все свои черты
и слушается нашего приказа.
И вдруг я замечаю, как прекрасно
лицо, что к снегу обращаешь ты.
Проходим мы по белому двору,
мимо прохожих, с выраженьем дерзким.
С лицом таким же пристальным и детским,
любимый мой, всегда играй в игру.
Поддайся его долгому труду,
о моего любимого работа!
Даруй ему удачливость ребенка,
рисующего домик и трубу.
Белла Ахмадулина

А напоследок я скажу:
прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
к высокой степени безумства.

Как ты любил? - ты пригубил
погибели. Не в этом дело.
Как ты любил? - ты погубил,
но погубил так неумело.

Жестокость промаха. О, нет
тебе прощенья. Живо тело
и бродит, видит белый свет,
но тело мое опустело.

Работу малую висок
еще вершит. Но пали руки,
и стайкою, наискосок,
уходят запахи и звуки.

1960

Белла Ахмадулина.
--------
------------
------------
--------
----
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ВЕЛИКОЙ ПОЭТЕССЕ

. а сверху намалеваны гуашью
кувшин вина. два персика, бокал.
Но нет дыханья в отблеске винтажном,
нет жизни. Тронь дождем его слегка,
- и вот оно проступит. и утонешь
в глазах.Браслет старинного литья
бровь удивленным уголком. Ладони
протянутые к нам из забытья.
.Когда-нибудь, у твоего камина,
от маленького чуда на двоих -
я оживу, как подлинник картины -
как только снимешь верхние слои.
Неназванной, без рамок, без стекла.
Лишь только б краска с глаз не потекла.
(Дезирада)

.Мне нет без него ни тепла, ни покоя,
тянусь к нему сердцем, тоской и рукою,
и нет никого, кто услышит такое,
что можно ему рассказать.
Останется тенью - что было вначале.
Но если его умножаю печали,
дай, Господи, зренья – читать по скрижали.
сильнее законов – печать.
Запомню. до дрожи. до смысла иного.
Боюсь потревожить единственным словом,
печали умножить. (платка кружевного
пускай не подносят ей. Господи, бремя зачти.)
За то, что другим причинила невольно,
за то, что ему было горько и больно,
и снова, и снова, и снова, и снова
одно повторяю: прости.
Как бабочки душ наших мечутся свечи –
печальнее лилий, цветуще-беспечных,
меж нами – лишь мостик такой человечьей,
такой непонятной судьбы.
Но тянутся, тянутся нити и звуки.
Дай, Господи, сил удержать его руки
спасти от болезней, страстей и разлуки,
от горечи мыслей - любых.
(Дезирада)

Смотрю в окно -
А за окном зима.
Я верю,но.
Вот это я придумала сама -
В душе бушует летний ветер,
Он теплый и уютный,
Я вспоминаю летний вечер,
Такой сиюминутный,
Наши встречи.
А за окном зима.

Мы ещё не нашлись –
А уже потерялись.
Только где-то в душе,
В потайном уголке,
Те слова, что могли
Появиться – остались,
Не вписавшись в клише,
Что у доли в руке.
Нам с тобой не судьба
Стать роднее и ближе –
Этот звёздный расклад
Не для нас, не для нас.
Знать, Фортуна слепа.
Но отчётливо вижу
Я ненайденный клад
Опечаленных глаз.
Только солнечный свет
От улыбки остался,
И от ласковых рук,
Не изведанных мной.
Через тысячу лет
Наше тёплое счастье,
Разорвав этот круг,
Станет звёздной весной.
Лютэль Эдер

.А помнишь?
сумасшедшие скворцы
среди снегов в душе включали трели,
когда вели карету бубенцы
к церквушке среди пушкинской метели.
Светло летели. Ткали в нитках нот
сквозняк судьбы. Не медный плач металла.
Лишь профиль, дым, овальный переплет
Ты – тот. Без имени. Но я тебя узнала.
(Дезирада)