Лежала маленькая ласточка в пыли:
темнел у края зеленей комочек
за строками травы на письменах Земли,
чернела крохотная точка.
И чьей рукой оборван был полёт?
Кому ты в этой жизни помешала?
Безвинная. нам больше не споёт -
на взлёте птица пострадала.
Бурлит весна. вокруг сады цветут.
и в синеве скользят бесшумно крылья,
но никогда друзья ей не вернут
стремительности птичьих эскадрилий.
Желтеют одуванчиков цветы
на мураве, как новые медали,
блестят недвижно в море суеты,
горят цветы разлуки и печали.
Воспоминаний навалился шквал.
а солнце светит всем с улыбкой милой
и золотистый, тёплый луч упал
на обелиск холодный над могилой.
Живые, поклонитесь низко им!
Тем поклонитесь - без кого живёте!
Безвременно ушедшим молодым,
прекрасным, точно ласточки в полёте.
Лежит недвижно ласточка в пыли,
у края зеленей застыл комочек -
печальная для всех времён Земли
чернеет крохотная точка.

Константин Бальмонт Чайка, серая чайка с печальными криками носится
Над холодной пучиной морской.
И откуда примчалась? Зачем? Почему ее жалобы
Так полны безграничной тоской?

Бесконечная даль. Неприветное небо нахмурилось.
Закурчавилась пена седая на гребне волны.
Плачет северный ветер, и чайка рыдает, безумная,
Бесприютная чайка из дальней страны.

Заводь спит. Молчит вода зеркальная.
Только там, где дремлют камыши,
Чья-то песня слышится, печальная,
Как последний вздох души.

Это плачет лебедь умирающий,
Он с своим прошедшим говорит,
А на небе вечер догорающий
И горит и не горит.

Отчего так грустны эти жалобы?
Отчего так бьется эта грудь?
В этот миг душа его желала бы
Невозвратное вернуть.

Все, чем жил с тревогой, с наслаждением,
Все, на что надеялась любовь,
Проскользнуло быстрым сновидением,
Никогда не вспыхнет вновь.

Все, на чем печать непоправимого,
Белый лебедь в этой песне слил,
Точно он у озера родимого
О прощении молил.

И когда блеснули звезды дальние,
И когда туман вставал в глуши,
Лебедь пел все тише, все печальнее,
И шептались камыши.

Не живой он пел, а умирающий,
Оттого он пел в предсмертный час,
Что пред смертью, вечной, примиряющей,
Видел правду в первый раз.

фим Семенович Ефимовский-
1986 г.
Рассказ про собаку.
Про то, как верна
Людям собака
Во все времена.
Про то, как была
Человеком приручена.
О том , сколько дела
Собаке поручено.
Это случилось
Во мраке веков:
Предки собаки
Ушли от волков.
А волки вдогонку
Сверкнули клыками,
Они не пошли-
И остались волками.
Вот первую дали собаке работу:
Жильё охронять и ходить на охоту.
Собака о дне не скулила вчерашнем
И стала хорошим животным домашним

Обнюхав смертника, прошелся спокойно рядом.
Был он великолепен в размашистом, легком шагу!
Вернулся дог к коменданту и честным собачьим взглядом
Сказал человеку пес:
"Ребенок ведь – не могу."
Лагфюрер пожал плечами; ему-то разницы нету.
Раскрыл кобуру у упряжки с надписью "С нами Бог"
Но, едва сверкнула вороненая сталь пистолета,
В эсэсовское горло впился красавец дог!
.Дога четвертовали, пустив под лопасти шнека.
Я вряд ли теперь найду в Сан-Пельтене свой барак.
но эту собаку я вспоминаю, как человека,
Единственного человека среди фашистских собак.

Я эту собаку запомнил, как человека.
Случилось такое в сорок четвертом. Зимой.
Игрался спектакль "Охота XX века"
Перед шеренгой застывшей от страха, немой.
У коменданта была привязанность к догам.
И был экземпляр - казался слоном среди всех.
Даже эсэсовцы боялись верзилу-дога,
И вот этот зверь шагнул величаво на снег.
И вывели жертву.
Стоял мальчишка продрогнув.
Куда тут бежать? Он давно ослабел.
Комендант наклонился, подал команду догу,
И тот в два прыжка расстояние преодолел, продолжение

Розенберг Гр.
С бандитской рожей рыжий кот
Щенку проходу не дает.
Лежит, мерзавец, на боку
И все цепляется к щенку.
Как будто шерстяным клубком
Он забавляется щенком.
Засядет тихо в уголок
И ждет, пока пройдет щенок.
И хоть не сильно, хоть слегка,
Но оцарапает щенка.
Уже и ухо, и щека
С утра в зеленке у щенка.
Но глупый и жестокий кот
Щенка опять в засаде ждет.
Не понимает глупый кот,
Пока он ждет — щенок растет,
И скоро вырастет у нас
Щенок породы Водолаз.

У французского бульдога
ты найдешь достоинств много.
Он похож на носорога,
но без рога и хвоста.
У него большие уши,
чтобы маму с папой слушать,
а еще он любит кушать,
если миска не пуста.
Не нужны «французу» брюки,
чтоб совать в карманы руки,
но зато удобно хрюкать,
на диване развалясь.
Он сопит на низкой ноте
и заходится в зевоте,
чтобы ты ему животик
почесал подольше, всласть.
Он боец, каких немного,
и врагу откусит ногу,
потому что у бульдога
зубы крепкие торчат.
Силы много в нем, задора.
Потому скажу без спора:
он – хорошая опора
для мальчишек и девчат!

Он умел молчать и звонко лаять,
След остывший без ошибки брать,
И меня - в одно мгновенье только
По движенью пальца понимать.
А вчера полночною порою,
Мы гнались, бежал тайгою след.
Вдруг, почти над самой головою,
Рваным громом грохнул пистолет.
И, быть может, крикнув по-собачьи:
"Не в него! В меня! В меня! В меня! "
Прыгнул друг мой
и упал незрячий -
Мозг пробило стрелами огня.
Он не мог ни говорить, ни плакать,
А вот думать мог, мой честный Джек.
Если б я не знал, что он - собака,
Я сказал бы - это Человек!

ПЁТР ДАВЫДОВ.
Говорят, что собаки не могут
Разговаривать.… Наша - могла.
Правда, слов она знала немного,
Но хватало спросить про дела.
Как она улыбалась с порога,
Обижалась, порою, на нас.
А с детьми была важной и строгой,
Когда мы уходили на час.
Член семьи… По-другому не скажешь.
Близкий друг… Тот, кто знает, поймет.
Временами казалось, что даже
Мы как дочку любили ее.
Это было взаимное чувство,
И в ответ ты дарила тепло.
Никогда с тобой не было грустно!
Только время так быстро текло.
Сколько лет ты еще будешь с нами?
Всё мечтали, считали года….
Мы теряем друзей временами,
А собак мы теряем всегда.