() () () () ()

Подслушанный разговор в Чаньани


Сидящей мелкой птичкой на плетне,
в Чанъани разговор чужой подслушал.
Клубника кисла в банке на окне,
а я искал местечко, где посуше.


Но капли моросящего дождя
лились с небес, все также, на меня.


Стекали струйки сонно по стеклу,
росли грибы, и размножалась плесень,
жучок прополз по мокрому листу,
и мир вокруг был так же интересен.


Девица сообщала в скуке сонной:
«В Чанъани дождь, сижу все время дома».


Улитки что-то делали в крапиве,
скользили, но опять взбирались вверх,
текла вода с небес неторопливо,
девица грызла зубками орех.


Жасмин принес тончайший аромат,
И, бросив на меня скользящий взгляд,


Девица продолжала монолог
о том, как ветры северной столицы,
врываясь нежно с милым за порог,
румянили волнением их лица.


Дождь капать неожиданно устал,
а я, вспорхнув, их слушать перестал.


© Джон МаГвайер
Экспромт для Анны Малютиной - Лю Ань

Я лабиринт рисую на стене.


Я лабиринт рисую на стене,
стена вокруг, ей нет конца и края,
тут блики вспышек огненных во тьме
инферно создают судьбой играя.
До жгучих ссадин, до кривых морщин
блуждаю в параллельности забытой,
где бесконечен времени Гольфстрим,
но краткий путь, меж бритвой и молитвой,
чуть согревает сердца наготу
веснушками былых перерождений.
Вновь мятный ветер шепчет в пустоту
испитого бокала наслаждений,
а рыжий Ангел рифмы на стене
крылом рисует мне меж сном и явью.
Горячим пеплом истина в вине
расплещется закатной киноварью
и усыпит на кончике крыла
ту боль от стен немого лабиринта,
что вновь пришла, пока густела мгла
средь звездных лепестков у гиацинта.
Инферно, в скользких мыслях на мосту,
судьбой опять, как мячиком, играет,
но рыжий Ангел каждую весну
меня спасает, словно Герда Кая.
© Джон МаГвайер

Мост на небо


Слечу под утро с небес на плато,
где спят сегодня мои грехи,
глоточек бренди и солнца клякса
меня пробудят чуть от тоски.
Мурлычет ветер средь скал усталых
хранящих горечь былых веков,
в лазури неба гирлянд кораллы
растут спокойно из облаков.
Моя принцесса в далеком замке
глядя в окошко, заварит чай,
а тут лишь скалы и крики чайки
и мост на небо по синьке свай.
© John MaGuier

Охотничий домик


Бокал вина и тиканье часов
под треск огня в растопленном камине,
я вновь закрою двери на засов
и покачаюсь в серой паутине,
что время, точно черная вдова,
опять сплела в углу воспоминаний.
Еще глоток, и теплая зола
напомнит, рано утром в путь мне дальний,
туда, где можжевельник и сосна
сплетаются в надежные объятья,
и капает от той любви смола,
а темные дубы с кленовой знатью
стоят, как византийские столпы,
и кронами цепляют тучи с юга,
чтоб на закате посреди листвы
спать примостилась малая пичуга.
Ну, а пока, еще в бескрайний сон
не увели меня Морфея слуги,
мне Штрауса сыграет патефон
в стенах закрытой на засов лачуги.
© John MaGuier

Душа - стремительный болид.


На небе солнышко висит, подернулось чуть облачками.
Душа - стремительный болид попавший в желтое цунами,
согрейте боль мою теплом, сотрите крест, раскройте пластик,
ведь не дописан жизни том, пусть не такой, как все, я масти.
В моих страницах мотыльки купаются в тепле с любовью,
и золотые ветерки парят над головой седою,
а жизнь торопится, спешит и тихо бродит в одиночку,
но каждый бренный индивид когда-то превратится в точку,
что замирает на пере, чернильно к истине готовясь.
В закатном небе журавли курлычут что-то нам про совесть.
Земля замерзла, дайте плед! Возможно так согреться сможем.
Давно прошел парад планет, но от друзей мы вертим рожи
в надежде, что дешевый фант нам все же выпадет, и снова
оденем мы роскошный фрак и скажем всем со сцены Слово.


©Джон МаГвайер

Жасмин принес тончайший аромат,
И, бросив на меня скользящий взгляд,

спасибо за стихи!

Закатный ворох слов


Арктическая мышь крыла расправит хладно,
в столицу принесет поток печальных дум.
Ну что, опять не спишь? Да, будь она не ладна -
бессонница, как кот, залезла снова в трюм.
Обветренная плоть, привыкшая к скитаньям,
не любит суеты и каменных углов.
Закатный ворох слов шкворчащим ожиданьем -
ершами для ухи лишь полнится улов.
Застенчивый койот метельной серенаде,
что третий день подряд рыдает за стеклом,
тихонько подпоет, скорей, забавы ради,
ревнивая свирель испустит грустный стон.
Уста мои тихи - ночные звезды светят,
как в детстве, что ушло за лунный горизонт,
но пишутся стихи, чтоб золотые сети,
поддетые веслом, отправились за борт.
Соленая вода, как слезы, что стекают
от счастья по твоим чуть розовым щекам.
Румянится еда, бокалы для Токая,
течёт любви Гольфстрим без грусти по стихам.
© John MaGuier

Гастроли ветерка


Сезон дождей, гастроли ветерка,
что волнами играючи шумит,
тут снова грозовые облака
закутали разреженный зенит,
вот ария креветочных рачков,
что песенки последние поют,
когда киты глотают свой улов
и пеной парус шхуны обдают.
Белеет одинокий альбатрос,
бросаясь за несущейся волной,
вот молния, ударившая в нос,
и дикий смех - безумный рулевой
увидел вдруг тайфуна синий глаз,
канаты капеллану мнут бока
и крутится в беспамятстве компас,
сезон дождей. Гастроли ветерка.
© John Maguier