Извечные вопросы.

Кто виноват и что теперь нам, делать?
Извечные вопросы, мы друг другу задаём.
Когда случается у нас беда, нежданные потери,
Вдруг, ночь спускается на нас, погожим светлым днём.

Мы сразу в ком-то, ищем корень зла и нашей боли,
Себя, любимых, мы готовы вынести «за рамки» и поставить «вне игры»,
Как будто это только нам, во все «колёса», палки сунули,
А мы за всё, ни отвечать, ни думать не должны.

Похмелье мучит, душит, это страшно, но не так.
Любовь к тебе, вот близкая к шоку болевому, пытка без наркоза,
Она во мне «двуликим Янусом» сидит, она и друг, и враг,
Она как опухоль, уже метастазами, поверженного мозга.

Ты, замужем, и в этом весь тупик и вся моя беда,
Ты, счастлива, и в этом весь твой приговор, давно «убитому» поэту,
Умом я понимаю, вместе мы не будем никогда,
Но, как душе и сердцу, рассказать об этом.

Боль.

Во мне тупая боль сидит уже давно,
Она внутри завоевала всё пространство,
Врачам не суждено покончить с нею, просто не дано,
Им не известен, тот рецепт и то лекарство.

Болит душа давно, от нанесённым, твоим взглядом ран,
А в сердце, не стрела «Амура», острый нож вонзился,
Я сам лечиться пробовал, я брался «за стакан»,
Но отрицательным эффект лишь получился.

Разбитых судеб, вдов, сирот, по их вене везде несметное количество,
Тюрьма, сума, забвение и даже «царский трон», если с ними повезло,
Везде и всюду, служат дирижёрами «оркестров жизни» на «отлично»,
Так нам знакомые до боли две реликвии, «Бабки» и «Бобло».



Имея их, пытаемся мы усидеть на многих «стульях» сразу,
Занять чужое ложе, хоть трижды будь «Прокрустово» оно,
Опомнитесь, не становитесь теми, кто на всё идёт, по их приказу,
Кого не отпускают никогда из «рабства», «Бабки» и «Бобло».

«Бабки» и «Бобло».

Во все века к предмету этому имелось неуёмное влечение,
Особенное отношение, и люди даже говорят, что это «ЗЛО»,
Но человек, подвластен этому, ведь он не без греха, творение,
Я говорю, про деньги, на современном сленге, «Бабки» и «Бобло».

И сколько уж людей на этой страсти погорело, сколько сдались,
Поссорилось, вдруг, став врагами, а коих «заказали» и их нет уже давно,
На жизни «дно» ушли, а многие «поднялись» и «взлетели»,
Что с нами всеми делают бессмертные, «Бабки» и «Бобло».

И обиваю я пороги мест, где мы с тобой бывали,
И гонят, в шею, меня твои подруги от себя,
Меня везде, как саркомой, прокажённого, встречали,
Смотрели, как на врага народа и тебя.

Мне объясниться лишь с тобою нужно,
В глаза твои последний раз взглянуть, прильнуть к тебе плечом.
Карать, конечно, за измену стоит и наверно нужно,
Но так, чтобы не выглядеть, как на эшафоте, палачом.

Пинкод…


Забыл я к сердцу твоему пинкод,
Утерян шифр подъезда и ключи от дома,
Тобою, по полной схеме, выдан мне расчёт,
Уволен, я тобою, без пособия, без выходного.

Ты изменила номер телефона,
Ты не доступна, мне, как абонент,
Позавчера ещё была такой любимой и во всём знакомой,
Сегодня для меня в твоей судьбе, ни времени, на места нет.

Как мне не просто стало всё в себе хранить,
Это как под ногти, без наркоза, загонять иголки,
И ежедневно мне любовнице звонить,
И в трубку, «гнать пургу», чтоб разговоры не подверглись расшифровке.

Великий Штирлиц, здесь, как зелёный мальчуган, в сравнении со мной,
Радистка Кэт, со всеми шифрами её, простая уличная девка,
Мне из клещей измены и любви, как из окружения, так выйти хочется порой,
Подняться с белым флагом, сдаться ВАМ, обеим, в плен, одновременно.

Клещи.

Второй своей любовью заболев, как в клещи я попал,
Меня в глубокий омут словно затянуло.
В неверности к тебе, жить не хотел, не предполагал,
А вышло так, что я своим виском лёг на измены дуло.

Не знал, что можно женщин так двоих любить,
Как на два фронта мне вести одно сраженье,
Как на два фронта мне осадою болеть,
В клещах любви к двоим, мне умирать и жить одномоментно.

Все слабости, все горести свои он, как и мы имеет,
Ему не чужды, ни минуты слабости, ни покаяния укор,
Кумиры, из живущих с нами ныне, так же стонут и болеют,
Когда в ранимые их души, вдруг, вонзается топор.

Когда их обливают грязью в «жёлтой прессе»,
Когда пытаются примазаться к их славе и трудам,
Кумир всегда на публике, он на виду и это всем известно,
Но нет сейчас запретов, вернее есть, но они, нам всем, не по «зубам».

Страдают от излишнего внимания кумиры, им не весело,
Публичность их профессий, откатом орудийным бьёт всегда по ним,
«Не сотвори себе кумира», присказка известная,
А мы не слушая, надоедаем, восторгаемся и подражаем им.