Прелесть.

Как повезло, я, словно главный куш взяла в игре,
Как выиграла «Джек пот» на зависть всем подругам,
Такая прелесть, что это Ты, в мужья достался мне,
Моё блаженство, моя любовь, мой «кошелёк», набитый туго.

И это ничего, что я во внучки, лишь, Тебе гожусь,
Мне двадцать, а ты, мой милый, чуточку, постарше,
Любви, все возрасты покорны, я люблю и не стыжусь,
Твоих седин, твоей, мною так любимой и уже родной подагры.

Ты бился «Динамитом» в шоу, а был, с душою детской,
Ты Русь, как мог, везде и всюду прославлял,
Не думал, не гадал, что твоё открытое, натруженное сердце,
Тайм аут, вдруг, попросит и неожиданно начнётся твой финал.

Незаменимых, так говорят, в природе не бывает,
Но я хочу, в душе с огромной болью, всем сказать,
Не будет равных «Динамиту», на аренах, в шоу, в спорте,
Жаль только сердце, нам ему, уже, ни подлечить, ни поменять….

Динамит.

Под грудой мышц, простое, человеческое сердце,
Хоть супермена жизнь, у нас, происходила на глазах.
Зачем ты ушёл от нас, Володенька Турчинский,
Куда призвали наш, всеми так любимый, и родной «спецназ»?

Ты весь горел работой, ты был всегда «в обойме»,
Ты шоумен, спортсмен и рекордсмен,
Ты в книгу Гиннеса рекордов, записал свой номер,
Когда тащил авиалайнер, ты этого хотел.

А может, скажешь, как убьёшь кувалдой, ты,
Что я давно тебе не безразличен,
И, что считала ты минуты и часы,
Когда, тебя, я на свидание, приглашу публично.

Чтоб знали все, что у тебя, со мной, уже иные отношения,
Чтобы подруги на тебя завистливо глядели, злые бестии,
Чтобы слезами истекли, кусая локти, от отчаяния,
Что выбрал я тебя, единственную, на этом белом свете….

Час медленно прошёл, за ним побрёл другой,
Цветы твои завяли, в целлофане, тает шоколадка,
Как плохо, что на юмор, я, ну просто, никакой,
Ведь это, первоапрельская, твоя была, лишь, только шутка.

Свидание.

Спешу и, как «Шумахер», я все пробки объезжаю,
Не верю, я в свершившееся чудо,
Тебе назначил первое свидание,
А ты не отказала, значит, у нас с тобою, что-то будет.

Быть может, я поведу тебя в кино,
Нет, нет, в театр, часы, мы истинной, посвятим культуре,
А может, выпьем, мы в кафе, игристого вина,
Чёрт с ними, с деньгами, закажем столик, в ресторане.

Там «душу» не вложил, тут рифма «подкачала»,
Да и вообще, мой «батенька», какой же ВЫ поэт,
Ни тема не раскрыта, а в строках, ни «конца» и, ни «начала»,
Напишет очень мило, незнакомый Вам, интеллигент.

Что этим я хочу сказать стихом, мне кажется, что это важно,
Кто пишет, кто пытается писать, здесь все меня поймут,
Пусть будет множество поэтов, и поэтов разных,
А люди, разберутся, и по душе себе поэта, обязательно найдут.

Кисло-Пресно.

Мы все живём своим умом, душой и воспитанием,
ПОЭТОМ - ГЕНИЕМ, быть, из нас, не каждому дано.
И рифмами, на всех, мы никогда не угодим, им, или кисло, или пресно,
И это аксиома, так судьбой предрешено.

Хоть будешь, «семи пядей, ты во лбу», кому-то будешь не угоден,
Найдутся критики, помыть, до блеска протереть, тебе «костей».
И пальчиком грозя, они в лицо, сказать Тебе всё это могут,
Что бесталанен, пишешь зря, а тут, дружище, слог быть должен, по «бодрей».

И как итог, на старость лет, и в благодарность,
Закончила Надежда та, престижный институт,
Она, с умом своим и красотою, не напрягалась и не «парилась»,
Она училась «бодро», знала, «корки красные», придут.

Нацелилась, после диплома, прелестница в Америку уехать,
Неужто, ей, с её умом и данными, в России прозябать,
Вещички собрала, бумаги нужные и заграничный паспорт,
Родителям, два «чмока» и, в путь-дорогу, заграницу покорять.

Неплохо в «Штатах» та девчушка преуспела и устроилась,
Работа, «в гору», дом, жених, счастливый ходит весь,
Вот, только, почему-то, она, родителей забыла, как пропала «без вести».
Ни пишет, ни звонит. Важней, в Америке, дела, быть может, есть?

Прелестница.

Жила-была, в одном дворе, одна прелестница,
Соседей, ослепляла красотою, по подъезду,
Они встречались, с ней, иногда, на лестнице,
Здоровалась и улыбалась мило всем, звали девушку, Надежда.



Надежда знала, с детства, что красива, как Мадонна,
И ум вдобавок был, ведь это ж надо, как, сразу дважды, в жизни повезло,
Была всегда одета так, что для «Бурды», как будто, создана,
Родители, «тянулись», как могли и, для ребёнка, не жалели ничего.

Я помню, что эти наши милые дворняги, «Дантес» и «Пушкин», жили, «в лучшем виде», среди нас,
Играли с нами, на клумбах спали и в траве валялись,
Не жизнь, а просто, рай и сказочный пейзаж.

Всегда, в идиллии, найдутся те, кто, «на голову», болен,
А в нашем дворике, это, с первого подъезда, тётка-сталинист,
Приехала, по её звонку, машина с «живодёрами»
И вот уж в клетке очутились, милый «Пушкин» и тугодум «Дантес».

Стукачество, жестокость, не свили в наших душах гнёзда,
Все в люди вышли, я, так вообще, по жизни, оптимист,
Вот только память, возвращает меня в детство,
Где в клетке мечутся, собаки наши, «Пушкин» и «Дантес».