() () () () ()

Подслушанный разговор в Чаньани


Сидящей мелкой птичкой на плетне,
в Чанъани разговор чужой подслушал.
Клубника кисла в банке на окне,
а я искал местечко, где посуше.


Но капли моросящего дождя
лились с небес, все также, на меня.


Стекали струйки сонно по стеклу,
росли грибы, и размножалась плесень,
жучок прополз по мокрому листу,
и мир вокруг был так же интересен.


Девица сообщала в скуке сонной:
«В Чанъани дождь, сижу все время дома».


Улитки что-то делали в крапиве,
скользили, но опять взбирались вверх,
текла вода с небес неторопливо,
девица грызла зубками орех.


Жасмин принес тончайший аромат,
И, бросив на меня скользящий взгляд,


Девица продолжала монолог
о том, как ветры северной столицы,
врываясь нежно с милым за порог,
румянили волнением их лица.


Дождь капать неожиданно устал,
а я, вспорхнув, их слушать перестал.


© Джон МаГвайер
Экспромт для Анны Малютиной - Лю Ань

Я лабиринт рисую на стене.


Я лабиринт рисую на стене,
стена вокруг, ей нет конца и края,
тут блики вспышек огненных во тьме
инферно создают судьбой играя.
До жгучих ссадин, до кривых морщин
блуждаю в параллельности забытой,
где бесконечен времени Гольфстрим,
но краткий путь, меж бритвой и молитвой,
чуть согревает сердца наготу
веснушками былых перерождений.
Вновь мятный ветер шепчет в пустоту
испитого бокала наслаждений,
а рыжий Ангел рифмы на стене
крылом рисует мне меж сном и явью.
Горячим пеплом истина в вине
расплещется закатной киноварью
и усыпит на кончике крыла
ту боль от стен немого лабиринта,
что вновь пришла, пока густела мгла
средь звездных лепестков у гиацинта.
Инферно, в скользких мыслях на мосту,
судьбой опять, как мячиком, играет,
но рыжий Ангел каждую весну
меня спасает, словно Герда Кая.
© Джон МаГвайер

Мост на небо


Слечу под утро с небес на плато,
где спят сегодня мои грехи,
глоточек бренди и солнца клякса
меня пробудят чуть от тоски.
Мурлычет ветер средь скал усталых
хранящих горечь былых веков,
в лазури неба гирлянд кораллы
растут спокойно из облаков.
Моя принцесса в далеком замке
глядя в окошко, заварит чай,
а тут лишь скалы и крики чайки
и мост на небо по синьке свай.
© John MaGuier

Охотничий домик


Бокал вина и тиканье часов
под треск огня в растопленном камине,
я вновь закрою двери на засов
и покачаюсь в серой паутине,
что время, точно черная вдова,
опять сплела в углу воспоминаний.
Еще глоток, и теплая зола
напомнит, рано утром в путь мне дальний,
туда, где можжевельник и сосна
сплетаются в надежные объятья,
и капает от той любви смола,
а темные дубы с кленовой знатью
стоят, как византийские столпы,
и кронами цепляют тучи с юга,
чтоб на закате посреди листвы
спать примостилась малая пичуга.
Ну, а пока, еще в бескрайний сон
не увели меня Морфея слуги,
мне Штрауса сыграет патефон
в стенах закрытой на засов лачуги.
© John MaGuier

Душа - стремительный болид.


На небе солнышко висит, подернулось чуть облачками.
Душа - стремительный болид попавший в желтое цунами,
согрейте боль мою теплом, сотрите крест, раскройте пластик,
ведь не дописан жизни том, пусть не такой, как все, я масти.
В моих страницах мотыльки купаются в тепле с любовью,
и золотые ветерки парят над головой седою,
а жизнь торопится, спешит и тихо бродит в одиночку,
но каждый бренный индивид когда-то превратится в точку,
что замирает на пере, чернильно к истине готовясь.
В закатном небе журавли курлычут что-то нам про совесть.
Земля замерзла, дайте плед! Возможно так согреться сможем.
Давно прошел парад планет, но от друзей мы вертим рожи
в надежде, что дешевый фант нам все же выпадет, и снова
оденем мы роскошный фрак и скажем всем со сцены Слово.


©Джон МаГвайер

Жасмин принес тончайший аромат,
И, бросив на меня скользящий взгляд,

спасибо за стихи!

Закатный ворох слов


Арктическая мышь крыла расправит хладно,
в столицу принесет поток печальных дум.
Ну что, опять не спишь? Да, будь она не ладна -
бессонница, как кот, залезла снова в трюм.
Обветренная плоть, привыкшая к скитаньям,
не любит суеты и каменных углов.
Закатный ворох слов шкворчащим ожиданьем -
ершами для ухи лишь полнится улов.
Застенчивый койот метельной серенаде,
что третий день подряд рыдает за стеклом,
тихонько подпоет, скорей, забавы ради,
ревнивая свирель испустит грустный стон.
Уста мои тихи - ночные звезды светят,
как в детстве, что ушло за лунный горизонт,
но пишутся стихи, чтоб золотые сети,
поддетые веслом, отправились за борт.
Соленая вода, как слезы, что стекают
от счастья по твоим чуть розовым щекам.
Румянится еда, бокалы для Токая,
течёт любви Гольфстрим без грусти по стихам.
© John MaGuier

Гастроли ветерка


Сезон дождей, гастроли ветерка,
что волнами играючи шумит,
тут снова грозовые облака
закутали разреженный зенит,
вот ария креветочных рачков,
что песенки последние поют,
когда киты глотают свой улов
и пеной парус шхуны обдают.
Белеет одинокий альбатрос,
бросаясь за несущейся волной,
вот молния, ударившая в нос,
и дикий смех - безумный рулевой
увидел вдруг тайфуна синий глаз,
канаты капеллану мнут бока
и крутится в беспамятстве компас,
сезон дождей. Гастроли ветерка.
© John Maguier

С шуршаньем на пол лег бостон


Я слышу твой пьянящий стон
и ветра плавное круженье,
с шуршаньем на пол лег бостон,
как восхитительно скольженье.
В манящей мраком глубине,
родится бездна ощущений -
парящим соколом к луне,
пока не дрогнули колени
взлетает гамма бытия
и с удивительным восторгом
встречаются любви моря,
чтоб струны золотым аккордом
звучали, словно тот бокал,
что на двоих смогли отпить мы,
пока еще немой астрал
не поглотил тебя соитьем.
Рассвет сменю я на закат,
кружа в осеннем хороводе,
где самой лучшей из наград -
печаль, что навсегда уходит
туда, где призраки стеной,
меж струн дождливых синей арфы
и голос истины чужой,
там не звенит, прося подарки.
Вновь слышу твой пьянящий стон,
земли извечное круженье,
с шуршаньем на пол лег бостон,
как восхитительно скольженье.


© John Maguier

Ну, а пока, еще в бескрайний сон
не увели меня Морфея слуги,
мне Штрауса сыграет патефон
в стенах закрытой на засов лачуги.
------------
Вновь слышу твой пьянящий стон,
земли извечное круженье,
с шуршаньем на пол лег бостон,
как восхитительно скольженье.
---------

..спасибо! ..

Инстинктам вечным уступая.


Бутон открыт и ноткой мятной
щекочут ноздри лепестки,
прикосновением приятным.
Уходят мысли вдоль реки,
что волнами дрожаще - томно
ласкает плёсы, берега
и влага с теплотой бездонной
уходит напоить луга,
где васильки меж мяты с кашкой
вновь предвкушением горят,
а солнце в огненной рубашке
свершает таинства обряд.
Инстинктам вечным уступая,
бутон покроется росой
и нега, страстно нарастая,
по берегам реки волной
плеснет неистово и криком
проводит журавлиный клин.
Сомкнется вечность, клевер дикий
в руке погибнет без причин.
Плывущим облаком в зените
пробудится застывший взгляд
и солнца золотые нити
закончат таинства обряд.
© John Maguier

Побудь со мною эту жизнь!


Текут мгновенья, как вода,
мечты приходят и уходят.
Весною жизнь в кусочках льда
на думы новые наводит,
считая у судьбы года.
Хоть сложно время нам вернуть,
что было прожито в разлуке,
но вычерчен далекий путь
на карте сквозь сомненья, муки,
чтоб обрести свободы суть.
Звезда прочертит курс надежды,
чтоб расставаний тайный смысл
не повторялся, как и прежде.
Ты видишь? Люди собрались,
накинув белые одежды.
Побудь со мною эту жизнь!

© John MaGuier

Звезда прочертит курс надежды,
чтоб расставаний тайный смысл
не повторялся, как и прежде.
Ты видишь? Люди собрались,
накинув белые одежды.
Побудь со мною эту жизнь!
Прекрасная философия жизни!(F) (F) (F) (F) (F) () () () () () () () (nt) (nt) (nt) (nt) (nt)

Лунный грог.


Средь звезд сидел, скучая Бог,
и, попивая лунный грог,
мечтал неспешно.
Он был, как прежде, одинок
и тер задумчиво висок,
жуя черешню,
что выросла в больших садах,
ее растил еще Аллах,
скучая также,
качались гирьки на часах,
в них вечность дюнами в мечтах
для антуража.
Орнаментом восточным ночь
стремилась в скуке мне помочь,
явился Будда.
Он не любил английский скотч,
но чай цветочный был не прочь,
такой зануда.
Пора бы подвести итог,
не то чтоб мрачный эпилог,
скорее точку.
Пусть ты всесилен, словно Бог,
отвратно пить душистый грог
лишь в одиночку.
© John MaGuier

Сжигая красную листву


Крутилась старая юла, и патефонная пластинка
упала на пол, раздробясь на миллион алмазных звезд.
Как антрацит - на небе мгла и где-то в старых фотоснимках
печали бывшей ипостась вбивает мне в запястье гвоздь.
Кораблик к вечности плывет, и гравитация арканом
в мое впивается плечо от надоевших так ремней,
и горек одинокий мед, налитый мне Альдебараном,
где королевский белый флот стоит на вахте столько дней.
Браслет шуршит, но треск помех перекрывает тихий шепот,
что растерзав пустую мглу достичь пытается меня.
Галактик бесконечный лес, но сквозь него я слышу клекот -
сжигает красную листву созвездье Рыб глотком огня.
Чернила заполняют высь, и где-то в старых фотоснимках
стоит на вахте, как тогда, патрульный катер без огней.
Я ненавижу эту мысль, но одинокая тропинка,
как тихим шепотом звезда, зовет меня на аппарель.


© John MaGuier

Галактик бесконечный лес, но сквозь него я слышу клекот -
сжигает красную листву созвездье Рыб глотком огня.Как красиво! Какая лексика!

Отличные стихи, спасибо!

Раскрасим вечер в нежный fleur d'orange


Раскрасим вечер в нежный fleur d'orange,
нальем вина в хрустальные бокалы
и, дополняя свечкой антураж,
послушаем мы Верди из Ла Скала,
что на пластинке старенькой моей
каким-то чудом сохранился все же,
пусть волны звука средь ночных огней
удачно этот вечер подытожат.
Карпаччо из лосося на столе
подсохнет в ожидании финала,
швейцарский сыр и яблочный рулет.
слетают на пол от любви накала,
манильский шелк разорван на клочки,
нас волны вдаль уносят, в зазеркалье,
где fleur d'orange касается руки
и дарит аромат воспоминанье.
В котором апельсиновый рассвет
окрасил бухту нежностью горячей,
хрустальный звон, бокалов tеt-а-tеte,
взмывает в синеву над белой мачтой.
Приподнят парус, берег за кормой
почти не виден, лишь полоской острой…
но знаю, что когда -нибудь весной
еще мы приплывем на этот остров.
© John MaGuier


фр. fleur d'orange - флердоранж - цветок апельсина
фр. tеt-а-tеte, букв. голова в голову].
Свидание вдвоем наедине

Падаем в лунную вечность


Падаем в лунную вечность всю жизнь по спирали,
странных событий бежит без конца кутерьма.
Жизнь хороша, но порою ужасно банальна,
пылью веков покрываются мыслей тома.
Тех, что писались когда-то и потом, и кровью,
ну, а теперь, как ни странно, забыты лежат.
Я, как и прежде, кладу старый меч к изголовью,
но понимаю, он будет мне только мешать.
Что-то испортилось в разуме этой вселенной,
мы забываем не жизни, а прожитый день,
и погружаемся мыслями в прах неизменно,
не узнаем мы при встрече знакомых людей.
Падаем в лунную вечность всю жизнь по спирали,
странных событий бежит без конца кутерьма,
души - и те, не подвержены больше морали.
Может быть, люди забыли, что значит душа?
© John MaGuier

Кораблик к вечности плывет, и гравитация арканом
в мое впивается плечо от надоевших так ремней,
и горек одинокий мед, налитый мне Альдебараном,
где королевский белый флот стоит на вахте столько дней. СТИХИ ВСЕ ПРЕКРАСНЫЕ!

Город притаился в перевале


Город притаился в перевале,
на закате не проникнет луч,
блики замирают в интервале,
на камнях вбирающих из туч,
влагу, что несет отец небесный,
к утомленным мраморным столпам,
собираясь в ручеек отвесный
и сбегая к ласковым садам,
где цветут фиалки и жасмины,
нежности дурман, неся в окно
чтоб слетали с неба Серафимы,
шелестя крылами об руно,
на котором истина нагая
улеглась, под утро отдохнуть,
строки в строфы бережно слагая,
наполняет новой жизнью суть.
© John MaGuier

() () () () ()

на котором истина нагая
улеглась, под утро отдохнуть,
строки в строфы бережно слагая,
наполняет новой жизнью суть.(F) (F) (F) (F) (F) (F) () () () () () (nt) (nt) (nt) (nt) (nt) (nt) (nt) (nt)

где цветут фиалки и жасмины,
нежности дурман, неся в окно
чтоб слетали с неба Серафимы,
шелестя крылами об руно,

Капелька сока горчит


Листья на спящей траве,
мягкого сна покрывало,
вечер - мохнатый щенок.
Ночь отразится в окне
тонкою веткой устало,
рыжих волос завиток.
Лунные блики хранит
трепетность жаркого тела,
дышит покров темноты,
мысли уходят в зенит,
капельки сока на белом,
ночь исполняет мечты.
Роза стоит в хрустале
вечность отметит начало,
негою дрожь пробежит -
гаснет в каминной золе.
Ветер махнет опахалом,
капелька сока горчит.
© John MaGuier

Бессмысленно метание копья


Рожденье, смерть. "Спаси и сохрани",
"Молилась ли ты на ночь Дездемона"
И крики вновь: «Распни его, распни!»
Ах, как до боли это все знакомо.
Стекает нисходящая спираль
до самого до дна, до преисподней,
и лживая, притворная мораль -
по виду просто старенькая сводня,
что продает девиц за четвертак
уже стучится в дверь своей клюкою,
чтоб предложить колоду старых карт
создателю, а нынче лишь изгою,
что сам с собой играет в дурака,
от скуки бесконечной изнывая…
Бессмертие - холодная тоска,
ее испили, меры мы не зная,
и утолили жажду навсегда,
чтоб тут забыться сном на дне канавы.
Как хочется послать все это на.
Но кто-то скажет: «Вы, опять не правы!»
А правда только в том, что лишь "Аз Есмь",
и снова будет Альфа и Омега.
Дракон проснется, и, конечно, спесь
слетит со всех, кто жаждал зрелищ, хлеба
и верил, что за дверью бытия
их встретят Золотые Херувимы.
Бессмысленно метание копья
в того, кто не боится даже Шивы.

© Джон МаГвайер

Облака патрулей


Облака патрулей озорных и беспутных
солнце греет своим карамельным теплом.
Я лечу, и в крыло дует ветер попутный,
но пора отдохнуть за соседним холмом.
Там слезой родники пробиваются к травам,
чтоб дыханье тепла ощутить поскорей.
Золотые жуки там летают, и справа
отцветает в любви молодая сирень.
Каждый метр земли там наполнен покоем,
и прохладная тень под ракитой густой.
Облака патрулей пролетающим строем
пусть меня подождут за далекой рекой.
© John MaGuier

В конце концов, все будет хорошо!


В конце концов, все будет хорошо!
Ты помнишь, говорили мы об этом?
Портал межзвездный. старый Командор,
и золотом горящим эполеты.
Я понимаю. Много лет прошло,
но это значит - ждать чуть-чуть осталось!
Хотя бывает - больно трет седло,
и душу ест смертельная усталость.
И ненавистно бремя бытия
в тюрьме, висящей в звездном захолустье,
где даже не бросают якоря
те, кто идет дорогой звездной грусти.
Где только, иногда лишь, караван
приходит с пополненьем заключенных,
чтоб лед кубами в теплый океан
посыпался из трюмов обреченно.
Я помню этот холод, как и ты,
он и в жару морозит мне ладошки,
но память под охраной пустоты
мешает вспомнить даже хоть немножко.
И все-таки, все будет хорошо!
Я продолжаю дальше верить в это,
в портале нас дождется Командор,
и снова засверкают эполеты
на форме, что покроена для нас…
Ты помнишь? Тем портным с Альдебарана…
Патрульный катер - наш родной Пегас -
пойдет, сопровождая караваны,
туда, где нет безвременья и тьмы,
туда, где тюрем нет и нет "чистилищ".
Туда, где незабудками мечты.
Скорее, посмотри, ты это видишь?
© John MaGuier

Там слезой родники пробиваются к травам,
чтоб дыханье тепла ощутить поскорей.
Золотые жуки там летают, и справа
отцветает в любви молодая сирень.

Прохлады мятной я коснусь рукой.


Приляг, и этой вечности каприз,
что обнимает мятною прохладой,
я превращу в соленый теплый бриз,
что шелком вдруг прольется в анфиладу.
И тонкие ночные кружева,
что мы вязали тел своих движеньем,
впитают откровенные слова
пред тем, как мы закончим с погруженьем
в молочно-перламутровый туман,
что прятался за белою оградой,
шуршаньем гальки томный океан
чуть сгладит эхо страсти под аркадой.
Лучи всепроникающим теплом
наполнят воздух ласковым томленьем,
и мы, поняв, что утро рассвело,
затихнем, чтоб послушать волн биенье,
но, поглощая ласковый покой,
в объятиях Морфея пребывая,
прохлады мятной я коснусь рукой,
и дрогнет снова вечность золотая.
©John MaGuier

() () () () ()

Мне понравилось,спасибо (F) (F) (F)

Светляки


Все клады в пещерах распродали гномы,
теперь продают светляков
но мудрые люди - купить не готовы,
им в кризис не надо жуков.
Пойти бы залезть им в бездонный колодец,
умыться живою водой,
но гномы больны, видно карликов совесть
почила в минуте лихой.
Уж скоро зима и оденутся в шубы
деревья в январский мороз,
но гномы, как прежде с усмешкой угрюмой
приносят жуков на привоз.
А может они, относительно правы,
а люди, как прежде глупы?
Простой светлячок, безо всякой оправы,
несет вдохновенье души,
он светом своим бесконечно мерцает
выводит из чащи густой,
где золото в камень тебя превращает,
а мох покрывает тоской.
Все клады в пещерах распродали гномы,
теперь продают светляков,
но глупые люди - их брать не готовы,
утеряна мудрость веков.
© John Maguier

Все клады в пещерах распродали гномы,
теперь продают светляков,
но глупые люди - их брать не готовы,
утеряна мудрость веков.(U) (F) (F) (F) () () ()

Простой светлячок, безо всякой оправы,
несет вдохновенье души.Как просто и красиво!

() () () () ()

Предутренней росой сочится вереск дикий.


Разрушен был Синай и Карфаген до кучи,
в душе моей полно немыслимых картин,
я вновь живу один, но верю я, что случай
сведет меня с тобой, и растворится сплин.
Летящий альбатрос над странным побережьем,
где в берег бьет волна соленая от слез,
руанская лоза растит былую нежность,
и капельки дождя стекают под откос.
Предутренней росой сочится вереск дикий,
и галька под ногой хранит еще тепло,
прожилки серых скал отбрасывают блики
на шелк твоих волос, струящихся легко.
© John MaGuier

А может они, относительно правы,
а люди, как прежде глупы?
Простой светлячок, безо всякой оправы,
несет вдохновенье души,
(ch) может и правы.